|
Таежная трагедия.
|
|
| глория
Автор |
23.02.2015 / 23:54 / Сообщение 1 |
|
Проверенный
Сообщений: 634
| — Достать хорошее ружье даже за большие деньги очень трудно, а для таких бродяг, как я, ружье— это все. Есть, разумеется, и сейчас дорогие ружья, но высокая цена и красивая внешность не всегда соответствуют их внутренним качествам. Посмотрите на моего старика «Зауэра»—с виду он неказист, на нем нет дорогой резьбы, и в свое время я платил за него недорого. Ружье—каких много,—сказал бы другой, но я не променяю его ни на какое другое. Поэтому, можете представить, что я пережил, когда однажды чуть-чуть не лишился своего старого друга...
Летняя ночь гасила вокруг последние дневные отблески. Лес стоял, как завороженный. Таежный гнус исчез, и мы могли снять со своих лиц предохранительные сетки. Ромаш подбросил в костер сухих сучьев, закурил трубку и продолжал:
— В те времена судьба заброcилa меня в Томск. Город — среди прочих сибирских городов — и неплохой, но уж такой я человек, что время, прожитое в городе, считаю для себя потерянным временем. Я чувствую себя хорошо только среди природы, — будь то тайга, степь или горы, — все равно. Из зарослей тайги, куда никогда не заглядывает солнечный луч, перекочевать в бескрайнюю степь, где, наоборот, негде спрятаться от палящего солнца, потом взобраться на вечные ледники Эльбруса, откуда видны два моря (1), — вот это жизнь! А сутолока городского бытия с его ненасытным грохотом — это не для меня...
1) С Эльбруса в ясную погоду видны Черное и Каспийское моря.
Я думал пробыть в городе недолго, но скучные житейские дела все не позволяли мне забросить ружье за плечи. Была уже середина лета, когда, наконец, тайга приняла меня в свои зеленые объятия, и я полной грудью вдохнул ее терпкий, отдающий гарью аромат. Где-то под Мариинском вторую неделю, охватив огромное пространство, бушевал лесной пожар, но это было в стороне от намеченного мною маршрута.
Я шел на север, на реку Чулым (2), к одному знакомому охотнику-сибиряку, который уже давно звал меня в свои края. Если считать по прямому направлению, то это было километров двести, но по лесным тропам, по которым мне предстояло итти, это расстояние надо увеличить по крайней мере в полтора раза.
Далеко? Но Сибирь имеет на все свою мерку. Для сибиряка триста километров это, примерно, то же, что для курского обывателя три версты. В Сибири живущие друг от друга в сотне километров считают себя соседями и так же просто ездят один к другому в гости «на пельмени», как в российских городах посещают знакомых, живущих на соседней улице...
2)Чулым — приток Оби.
Шел я один. Мой путь лежал сплошной тайгой. Почти не было просвета, откуда можно было бы взглядом окинуть горизонт. Сумрачные пихты, таежная красавица-лиственница, островерхая ель и задумчивый кедровник тянулись без конца и края. Все это было так затянуто молодой порослью, так завалено валежником и буреломом, что целиной, временами, итти было совершенно немыслимо. Меня вела еле приметная тропа, которая в этом районе являлась единственным путем сообщения. Пожалуй, звери пользовались этой тропинкой чаще, чем люди.
www.чулышман-турист.рф
|
 |
| |
| глория
Автор |
23.02.2015 / 23:54 / Сообщение 2 |
|
Проверенный
Сообщений: 634
| Для меня нет большего наслаждения, как шагать с ружьем за плечами, смотреть, как скачет с ветки на ветку пушистая белка, прислушиваться к загадочным лесным-голосам и знать, что ты не оставил за своей спиной никого, кто будет горевать, если ты никогда не вернешься назад. А уйти в тайгу и не вернуться— дело обычное. Для одинокого странника тайга — тоже, что океан для пловца в малой лодке. Опасности там на каждом шагу. Взять хотя бы вот этих маленьких летунов-комаров, слепней и оводов, которыми летом наполнена тайга и которых таежники так метко назвали гнусом. С виду это, кажется, вполне безобидные насекомые, но знаете ли вы, что могут наделать эти твари? Лось, это большое и сильное животное, нередко гибнет под их жалами, если только не найдет спасения в воде. Я видел человека, сошедшего с ума после того как он, будучи привязан к дереву, пробыл в таком положении несколько часов под жалящими укусами гнуса...
Нет, сибирская тайга не кисловодский парк, слепо доверяться ей нельзя. У меня не было на этот счет никаких иллюзий. Поэтому, когда я почувствовал на своей спине взгляд чьих-то враждебных глаз, я не очень удивился. Напротив, я больше был бы удивлен, если бы весь этот путь прошел для меня так, как будто я шел не по девственным лесным дебрям, а гулял по благоустроенному скверу с музыкой.
Это было на пятый день пути. Место было более, чем глухое. С самого утра я шел под сплошным зеленым пологом, за который едва проникал дневной свет. А когда чаща немного поредела и я вышел на небольшую поляну, то вдруг почувствовал то неприятное ощущение, которое невольно заставляет человека оборачиваться назад. Кто-то шел, а может быть, и крался следом за мной... Из зверей только тигр и рысь обладают способностью украдкой итти по следам человека, чтобы в удобную минуту напасть врасплох. Но тигры, как известно, не водятся по эту сторону сибирского моря (1), а рысь нападает, главным образом, ночью. Кто же мог итти сзади, сверля меня своим взглядом?
1) Озеро Байкал. «По эту сторону»— то-есть западнее Байкала. В рассказе говорится про Сибирь, поэтому туркестанские тигры—не в счет.
День был на исходе. Солнце пригнулось к косматым холмам, а в тайге ночь наступает раньше, чем дневное светило успеет совсем спрятаться за горизонт. Иметь за спиной ночью пару враждебных глаз — вещь далеко не безопасная. Надо было еще засветло выяснить, кому это так понравился мой затылок...
Если это был человек, то было бы ошибкой показать ему, что его любопытство замечено. Поэтому я недолго всматривался в лесную чащу позади. Постоял с равнодушным видом на поляне, потом спокойным шагом направился к противоположной опушке. Но лишь только кустарник скрыл меня, я изменил тактику. Быстро пригнувшись, пополз назад к опушке, а достигнув ее, залег и стал наблюдать. Из своей засады я мог видеть всю местность впереди, оставаясь сам скрытым.
Кто бы ни следил за мной,— человек или зверь,— но я должен был его увидеть, если только он хотел продолжать свое преследование. Он должен пересечь поляну. Обход открытого места лесом был маловероятен, так как поляна была порядочной длины и это заняло бы много времени. Обходя поляну, он мог потерять меня из виду.
С ружьем наготове я лежал в кустарнике и ждал... Так прошло вероятно около часа, но на поляне никто не появлялся. Лишь раз заяц стремглав вынесся из чащи, но, испугавшись собственной тени, тотчас же нырнул в кусты. Как ни всматривался я в противоположную опушку, — ничего там не замечал. Мне не удалось уловить ни одного подозрительного звука...
Между тем, стало темнеть. Вверху еще пламенел закат, но лес уже кутался в темное покрывало. Пора было подумать о ночлеге. Поляна, на опушке которой я лежал, показалась мне вполне подходящим местом. На открытом месте к человеку труднее подобраться кому бы то ни было. Я сплю спокойно лишь тогда, когда знаю, что коварная рысь не может прыгнуть на меня с дерева, а этот зверь — самый опасный для спящего человека.
www.чулышман-турист.рф
|
| |
| |
| глория
Автор |
23.02.2015 / 23:54 / Сообщение 3 |
|
Проверенный
Сообщений: 634
| Как я ни старался убедить себя, что мои опасения неосновательны, чувство смутной тревоги не покидало меня в течение всего вечера. В таких случаях, когда во мне говорят два голоса, я всегда отдаю предпочтение не голосу рассудка, а голосу простого инстинкта. Поэтому я всю ночь не сомкнул глаз, сидя у костра с ружьем на коленях. Однако на рассвете меня одолел сон. Я закрыл глаза, как мне показалось, лишь на несколько мгновении, но этого оказалось достаточным: открыв их, я похолодел от ужаса...
Рисунок. На рассвете меня одолел сон. Я закрыл глаза, как мне показалось, лишь на несколько мгновений...
Мое ружье исчезло. Исчезла и сумка со съестными припасами...
Поистине, это был самый жестокий удар, который когда-либо обрушивался на мою голову!
Мне не могла, конечно, притти в голову мысль разыскать вора и вернуть украденное. Такая мысль была бы нелепа. Человек в тайге — все равно, что иголка в стогу сена! Не задумался я и над тем, как все это произошло, хотя тут и была одна особенность. Если в тайге кто захочет присвоить себе то, что принадлежит другому, то обычно на это не тратится много времени. Ружейный ствол из-за дерева, кусок свинца в спину — и делу конец. Почему человек, обокравший меня, оставил свою жертву в живых?..
Но, повторяю, я не думал об этом. Потеря была слишком велика, чтобы я мог о чем-либо рассуждать. Как приговоренный к смерти, без мыслей и чувств, я брел по лесной чаще. Гнус жалил меня беспощадно, сучья рвали одежду, но я ничего не замечал. Жизнь, казалось, для меня кончилась. Тайга представлялась мне пустой, и мрачной могилой...
Не знаю, как долго продолжалось состояние этого безнадежного отчаяния и как далеко я ушел от места ночлега. Опомнился лишь тогда, когда глубокую тишину тайги вдруг прорезал ноющий тягучий звук. Этот звук, который я слышал не раз и который даже любил за его ни с чем несравнимую дикость, вернул меня к реальности.
В конце концов, я ведь мог приобрести другое ружье. Правда, деньги в моем кармане водились не часто, и никакое другое ружье не могло заменить мне моего Зауэра... А каково-то было слушать эту песнь тайги, не наложив палец на спуск курка?!
Так думал я, стоя на опушке большой прогалины и прислушиваясь к этому звуку. Это выли волки. О, я сумел бы померяться с этими кровожадными хищниками, будь у меня мой Зауэр! У меня же был один патронташ, который вор не догадался или не посмел снять, так как он был надет на мне. С двумя патронами в стволах ружья он далеко не уйдет...
Волчий вой доносился из густо заросшей пади (1), которая начиналась за прогалиной. Судя по голосам, это была целая стая, а волчьи стаи в тайге редко бывают меньше полсотни. Горе тому, кто попадется на ее пути!..
1) Падь—узкая долина, заросшая лесом.
www.чулышман-турист.рф
|
| |
| |
| глория
Автор |
23.02.2015 / 23:55 / Сообщение 4 |
|
Проверенный
Сообщений: 634
| Волки обычно не собираются летом в стаи, и, надо думать, на этот раз их согнал лесной пожар. Верно, они были издалека, и значит, голодны...
Вой приближался. Оценив обстановку, первый раз в жизни я признал затруднительность своего положения.
Мне едва ли удастся спастись, если я даже влезу на дерево. В таких случаях лесные пираты становятся необычайно терпеливы. Они ждут внизу до тех пор, пока жертва не свалится прямо в их голодные глотки. Один охотник, расстреляв все патроны, сидел таким образом на дереве, поджидаемый волками, ровно трое суток, и уже готов был свалиться вниз от истощения и усталости, но тут подоспела случайная помощь. А от кого ждать помощи мне, в расстоянии пяти дней ходьбы от человеческого жилья?
Рисунок. Едва я успел устроиться на толстых сучьях пихты, как услышал два выстрела...
Впрочем, в моем положении отсидка на дереве была хотя и маловероятным, но все же единственным средством спасения. Выбирать было нечего. Через минуту я уже был на толстой пихте. Лишь только устроился на ее толстых сучьях, как услышал два, один за другим, выстрела, раздавшихся в пади, где. выли волки. Вой тотчас же смолк. Из этого можно было заключить, что стреляли по волкам.
Прогалина, за которой начиналась падь, была видна мне с высоты, как на ладони. Когда, некоторое время спустя, на опушке прогалины показался человек с ружьем в руках, я тотчас же понял, что выстрелы принадлежали ему. Человек этот не шел и не бежал, а несся, как безумный. Следом за ним неслась волчья стая...
Волков было штук пятьдесят.
Не знаю, что переживал тогда этот человек, но на это даже со стороны нельзя было смотреть без содроганья. Шансы чудовищной гонки были слишком неравны, чтобы не видеть, что победа на этот раз будет не на стороне человека. Может быть, стремясь к большому лесу, он, подобно мне, искал спасения на дереве, а может быть, бежал и без цели, просто обезумев от ужаса? Как бы то ни было, но силы его истощились раньше, чем он успел достигнуть опушки леса. Не далее, как в ста метрах от дерева, на котором прижался я, человек вдруг остановился. И тотчас же он был окружен сплошным кольцом серых тел с оскаленными лязгающими челюстями...
У него, очевидно, не было патронов. Подняв над головой ружье, он приготовился защищаться им, как дубинкой. Вероятно, во взгляде человека есть нечто особенное: даже в такие минуты зверь чувствует его превосходство над собой. Замахнувшись прикладом, этот человек о6водил взглядом окруживших его волков, и они, находясь от него в расстоянии каких-нибудь десяти метров, поджав хвосты и оскалив морды, не двигались дальше. Но это продолжалось лишь несколько мгновений. Огромный волк, очевидно вожак стаи, осмелился первым посягнуть на человека. Точно развернувшаяся стальная спираль, взметнулся он сзади на свою жертву, и это послужило сигналом для остальных.
Беспомощный взмах ружья, нечеловеческий, смешавшийся с кровожадным рычанием стаи, крик — и все было кончено...
Все это в действительности заняло меньше времени, чем мой рассказ: не прошло и минуты, как человек был буквально разорван на куски, которые немедленно исчезли в ненасытных, вечно голодных глотках.
Через полчаса, когда я спустился с дерева, волчья стая была уже далеко. Она покинула место кровавого пиршества, не заметив моего присутствия на дереве: ветер был с их стороны.
Голый череп, две-три больших кости, с которыми не могли справиться острые зубы таежных пиратов, — это было все, что осталось от человека. Рядом с черепом валялось ружье,— его, конечно, не могли проглотить волчьи глотки. Это было мое ружье...
Ромаш замолчал, раскурил свою погасшую трубку и добавил:
— Так вернулся ко мне мой Зауэр. Человек, которого растерзали волки, несомненно, не был охотником. У охотника было бы второе ружье, и он не погиб бы так глупо. Да охотник и не способен так подло украсть ружье у товарища. Это просто был какой-нибудь варнак (1), которых много шатается по тайге в летнее время...
1) Бродяга.
Было уже поздно, а утром нам предстояло подняться чуть свет. Мы стали укладываться спать...
www.чулышман-турист.рф
|
| |
| |
