История Сибири

Начну пожалуй с Шории, где Клуб и располагается. Материал собран по публикациям Л.П. Потапова.

Шорцы представляют собой туркоязычную этнографическую группу, обитающую, главным образом, по системе р. Томи (среднее течение) и ее левых притоков — Мрассы и Кондомы. Часть шорцев переселилась уже во времена русского господства в Абаканскую долину, по р. Таштыпу, Матуру, Сее. Незначительная часть шорцев проживает в Турочакском и Чойском аймаках Ойротской автономной области. В русских документах XVII и XVIII вв. шорцы чаще всего назывались „кузнецкие татары” или же „мрасские и кондомские татары”.

По данным на 1 января 1931 г. численность шорцев, обитающих в пределах только Горной Шории, составляла почти 15000 душ обоего пола. В настоящее время эта цифра безусловно должна быть увеличена за счет более точного учета шорцев в пределах Шории и, кроме того, живущих в смежных районах.

Шорцы становятся впервые известны только по русским казачьим донесениям и воеводским отпискам, позднее по сибирским летописям. Сведения западноевропейских писателей и путешественников (Плано Карпини, Марко Поло, Иван Штильберг, Матвей Меховский, Кампензе, Павел Новый, Герберштейн, Барберини, Гваньини) по Сибири до конца XVI в. не дают никаких данных о населении pp. Томи, Кондомы и Мрассы. Сибирские летописи XVII в. содержат упоминания о шорцах (называют их „кузнецами”), относящиеся к периоду позже основания Кузнецкого острога. На географическом атласе, составленном Семеном Ремезовым в 1701 г., шорские волости обозначены на карте как „волости ясашные”.

Название „шорцы” недавнего происхождения. Оно представляет собой название одного, хотя и самого многочисленного, рода, обитающего преимущественно в системе р. Кондомы и имеющего три подразделения: kara sor, sarьg sor и yzyt sor. С легкой руки миссионеров, которые в половине XIX столетия образовали на территории Шории миссионерский стан (Кузедеево) и познакомились прежде всего с живущим по Кондоме родом., „шор”, — это название вошло и в научную литературу. Радлов в I томе „Aus Sibirien” (1883 г.) употребляет название „sor” для населения, обитающего в „лесистых горах между Телецким озером и истоками р. Томь” хотя оговаривается: „сами они не имеют для себя общего названия”. Однако следует иметь в виду, что название „sor” применяли к указанному населению и их соседи. Так, например, живущие севернее по pp. Большому и Малому Бочату телеуты называли шорцев „sor-kizi” или „aba-kizi”. Точно так же до сего времени шелканцы и ойроты называют шорцев „sor-kizi”. А тубалары и кумандинцы — „jor-kizi” или „aba-kizi”. Последнее название представляет большой интерес. „Aba-kizi”—это „абинцы”, довольно хорошо описанные Гмелиным и Георги. Нам кажется прав Радлов, когда он высказывает мысль о родстве современных шорцев с „кузнецкими татарами” и в частности с „абинцами”. По свидетельству Георги, „Абинские татары называют сами себя Абинцами: под названием же сим разумеется коренной народ: ибо слово Аба значит на татарском языке отец. В прежние времена жили они на Томи, около Кузнецка, почему они место сие и ныне еще называют «аба Тура» т. е. отечеством: но как телеуты из Белых гор перешли в нынешние их места, то слабейшие Абинцы не хотели быть вытеснены далее в северную сторону, но пошли по Томе в верх в высшие горы, в коих они живут еще и ныне при двух Томских реках, а именно Кондоме и Мразе. Они разделяются на несколько аймаков или колен, но все вообще платят подать только с небольшим за сто луков или душ. В рассуждении ввиду, душевных качеств, внутреннего своего устроения, нравов, языка, счисления времени и обрядов сходствуют Абинцы с Телеутами совершенно, и так же, как и они, держатся шаманского идолослужения, почему и надобно применять к ним то же самое, что сказано о телеутах”.
Далее следует описание хозяйственной жизни абинцев. „Промыслы их состоят в скотоводстве, звериной ловле, плавлении железа и землепашестве”. „Звериная ловля есть — главное их дело, по тому наипаче, что всякая дичина полезна им в рассуждении как шкур, которыми они и подушный свой оклад очищают, так и мяса”. „Землепашество их не знатное, мало кто в оном упражняется, и пашни таковых земледельцев едва могут величиной сравнятся с знатными огородами: и потому они вместо сохи употребляют заступы”. „Скотоводство их во всем подобно телеутскому, но еще меньше оного, и, следовательно, недостаточнее”.

Добавлено (12.01.2009, 11:09)
---------------------------------------------
Мы привели эти выписки для того, чтобы в ближайшей главе показать, что и современная нам хозяйственная деятельность шорцев до Октябрьской революции оставалась той же, что и у абинцев времен Георги. Связь абинцев с населением, называемым ныне шорцами, можно, усмотреть еще и в том, что после покорения русскими у шорцев была образована „Абинская волость”, а мы знаем, что в основу административного деления „ясашных татар” обычно полагался родовой принцип. Вполне понятно также и то обстоятельство, что Радлову, как и нам в поездку 1934 г., удалось зарегистрировать род „aba” среди шорцев.

Все это заставляет нас считать абинцев времен Георги за родовое образование, родственное по языку и хозяйственной деятельности многим другим подобным родовым же образованиям, которые мы теперь в совокупности привыкли обозначать термином „шорцы”. Между прочим, подчеркнутое Георги большое сходство абинцев с телеутами подтверждается и при сравнении современных шорцев с бачатскими телеутами. Точно так же мы склонны рассматривать и „верхь томских татар”, про которых у Георги сказано, что они составляли колено (род) волости, имеющей особого башлыка, заключавшей в себе около 150 душ. „По примеру абинцев, — пишет Георги, — имеют они небольшое скотоводство, а питаются по большей части от звериного промысла и дикими растениями. Земли же совсем не пашут и потому хлеба не едят. Подушный оклад платят в Кузнецк мягкой рухлядью”.

Будучи в Шории в 1934 г., нам часто приходилось слышать от местных работников шорцев вопрос: когда и откуда пришли шорцы в места настоящего обитания. Мы полагаем, нет никаких данных, равно и необходимости, доказывать, что современные шорцы откуда-то пришли в Горную Шорию. Современные шорцы — потомки „кузнецких татар”, с которыми русские казаки столкнулись в начале XVII в. под Кузнецком и постепенно, покорив, обложив ясаком, оттеснили вверх по Кондоме и Мрассе. А относительно „кузнецких татар” историк Миллер приводил в конце XVIII в. следующее свидетельство: „они всегда на одном месте обретаются. Живут они в тех местах, где реки Кондома и Мраза с Томью рекой соединяются. Сии татары были прозваны кузнецами, потому что они железную руду плавят, и из выплавленного железа делают всякую домашнюю посуду и принадлежащее к звериному промыслу орудие.

„Тогда они не знали еще над собой никакой чужой власти, и жили в своей природной вольности, кроме что иногда киргизы, яко хищный народ, к их жилищам подъезжали, и тогда сии татары откупывалися у них подарками, а именно давали им своей работы котлы, таганы, стрелы и прочее для освобождения себя от полону, или от горшего еще злоключения”.

„Кузнецкие татары” принадлежали к аборигенам северной, таежной, части Саяно-Алтайского нагорья. Представляя собой, ряд родовых групп, выступавших в разное время в различных комбинациях и соединениях, объединенные общностью языка и хозяйственной деятельности, они не достигли той ступени развития, когда целые группы родов, объединяясь, принимают общее название, сохраняя, разумеется, и родовые наименования. Однако почти постоянная зависимость данных этнографических групп от более сильных соседей, выражавшаяся в обязанности вносить дань, порой настолько сближала подобные родовые группы, что они начинали осознавать свою общность, проявлявшуюся, кстати, и в возникновении единого общего названия; таково, например, название „тубалары”. По поводу данного названия мы склонны согласиться с Н. Кузьминым, который полагает, что оно произошло от названия тубинского княжества „енисейских киргизов”, известного по русским документам XVII в. Княжество располагалось на правой стороне Енисея с центром по р. Упса, впоследствии названной русскими Тубой. Сфера влияния тубинских князей простиралась и на таежную часть Алтая. Население алтайской тайги платило дань тувинским князьям. Вероятно, поэтому это население соседи стали называть „тубалар”, т. е. люди Тубы или тубинские люди, и этот термин был усвоен и ими самими. Нам уже приходилось однажды указать, что приблизительно то же самое произошло с названием „ойрот”, объединившим мелкие этнографические группы Алтая. Ряд родов, обитавших по р. Катуни, называли себя „ojrot kizi”, благодаря сохранившейся памяти о подданстве Ойротскому союзу — политическому объединению западномонгольских князей.

Добавлено (12.01.2009, 11:10)
---------------------------------------------
Шорцы с давних времен находились в вековой зависимости от своих более сильных соседей, которым они платили дань. Хотя Миллер и пишет, что до русского подданства „они не знали еще над собой чужой власти”, тем не менее, он сам же отмечает о необходимости „откупаться” от киргизов котлами, таганами и стрелами. На деле же это была дань киргизам. Из китайских летописей известно, что население Алтая уже в половине VI в. добывало из руды железо и платило им дань жужаням. Из позднейших известий мы знаем, что население Мрассы и Кондомы до русского подданства должно было платить дань железом и пушниной киргизским князьям, владельцу северной Монголии — Алтын-хану и позднее джунгарскому владельцу Кан-тайши. Дальше мы увидим, что названные владельцы продолжали взимать дань с шорцев и после того, как русские казаки, „холопы московского государя”, по заданию томских воевод после длительных усилий привели шорцев „под высоку государеву руку”.

Обложение шорцев данью-ясаком со стороны томских воевод случилось в начале XVII в. Оно совершилось как отдельный акт общего процесса колониальной завоевательной политики московских государей, посылавших казачьи команды в Сибирь для завоевания „новых землиц, людишек и животишек”. Особенно привлекала московских царей в Сибирь ценная пушнина. Главный доход царской казны составлялся из поступления ясака пушниной. Как сообщает Флетчер, в конце XVI в., в царствование Федора Ивановича, московский государь, кроме удовлетворения потребностей московской казны мехами, отправлял пушнины за границу на сумму 400 000—500 000 тогдашних рублей, что составляло треть всех доходов, поступавших в казну. Среди источников пушных богатств Сибирь занимала виднейшее место. Историк Котошихин пишет: „а присылается из Сибири царская казна ежегодь: соболи, мехи собольи, куницы, лисицы черныя и белыя, горностай, белка в розни и мехами, бобры, рыси, песцы черные и белые, и зайцы, и волки, бобры, барсы. А сколько числом тае казны придет в году, того описати не в память, а чаять тое казны приходу в год больши шти сот тысяч рублев”. Свыше чем на 600 000 рублей поступало пушнины в казну из Сибири, той самой пушнины, которая собиралась путем ясака. Но разве это было все? Нужно учесть еще массовые крупные хищения ясачной казны сибирскими воеводами и их административным и служилым аппаратом до сборщика ясака включительно, а после них еще предоставлено было право действовать купцу. Именно за счет ценной пушнины, добытой трудом сибирского охотника, за счет ясака „покупались заморские вина и сласти, которыми отягощалась трапеза царей, и разноцветные кафтаны, которыми щеголяли при дворе. Груды золота и серебра, которые наполняли царскую казну и приводили в изумление иностранцев, приобретались на меха. Соболями и лисицами, между прочим, платил царь за монашеские молитвы о здоровии его и об упокоении его предков и за воинскую доблесть и безусловную покорность его холопов; наконец, этою казною Московская власть привлекала к себе византийскую и киевскую мудрость, которая так усердно ратовала против всяких действительных, а иногда и мнимых уклонений от православия”.
Царь ревниво оберегал свою казну от конкуренции. В „инородческих” землях не велено было никому, кроме ясачных, ловить зверей „тенетами и бить из луков и из пищалей и иным обычаем”. Воеводам и служилым людям то и дело летели строгие царские наказы, чтобы царскую казну „не воровали бы”. Тем не менее, они „имали ясак с прибавкою, не по государеву указу, и тем самым корыстовались, а воеводы того не берегли, и суда прямого им не давали, и сами продажи и убытки чинили, а посулы и поминки имали великий и ясаки имали воеводы без государева повеления, и в волости к ним для ясаков воеводы посылали толмачей и казаков и толмачи и казаки их продавали, имали посулы и поминки, и ясаки имали вдвое” — так говорится в наказе кузнецкому воеводе Голенищеву-Кутузову.

Но не только от воевод и служилого люда берег казну московский государь-купец. Не хотелось ему делиться пушным богатством и с назойливыми пронырливыми купцами. В упомянутом наказе воеводе Голенищеву-Кутузову читаем: „А которые торговые люди учнут приезжати с товары своими в Кузнецкий острог, и у тех торговых людей велети товары их переписывати на лицо, и торговати им своими товары до тех мест, покамест ясачные люди государев ясак заплатят весь сполна, не велеть, а как государев ясак ясачные люди заплатят, и торговым и всяким людям велети торговати на гостине дворе и в торгу… а опричь гостина двора и торгу, по волостям и татарским юртам и по деревням не ездити и торговати отнюдь нигде не велети”. Этим приемом московский государь наносил чувствительный удар своим конкурентам. Кроме того, таким образом им трудно было ускользнуть от уплаты десятинной пошлины, которая взималась с купцов и промышленных людей, покупавших у ясачных пушнину в пользу царской казны. Помимо десятинной пошлины в тех случаях, когда торговцам разрешалось ездить в город, с них взималась еще „отъезжая пошлина”. Но разрешение переезжать из города в город с торговыми целями ограничивалось условием, „что б едучи дорогою от города до города по юртам и по волостям, теми своими товарами ни с кем не торговали”. Нарушившие данный указ подвергались конфискации товаров в государеву пользу, „битью батогами” и недельной отсидке в тюрьме, а доносчикам на них выдавалось материальное вознаграждение — „тем людям (доносчикам..) давати государево жалованье смотря по делу”. Этим же указом запрещалось торговать „мягкой рухлядью” и воеводам. Таким путем московский царь обеспечивал себе право монопольной эксплуатации сибирского пушного богатства. И когда при всем этом спрос на пушнину усилился в связи с развитием российской торговли с заграницей при Петре I, последним изыскивается новый дополнительный способ получения мягкой рухляди путем продажи вина, пива на пушнину, в целях чего издается специальный указ, где проводится расценка вина и пива на пушнину и рекомендуется строительство кабаков, в том числе и в местности вверх по р. Томи.

Добавлено (12.01.2009, 11:11)
---------------------------------------------
Полагаем, что приведенных вводных замечаний вполне достаточно для понимания последующего изложения.

Попытки обложить ясаком шорцев, которые в то время входили в понятие „кузнецкие татары”, впервые, судя по имеющимся историческим источникам, относятся к тому периоду, когда был основан русскими казаками город Томск (1604 г.). После построения г. Томска, по словам Миллера, „кузнецкие татары были ближайшим объектом, о включении которого в границы русского государства старались в Томске”. Томские воеводы систематически посылали казаков для объясачивания живущих вверх по Томи „кузнецких татар”. Так, в 1607 г. несколько томских казаков пытались собрать с них ясак, но вернулись без результата. В 1609 г. казаки посылаются к шорцам за ясаком вновь и возвращаются с тем же успехом. В челобитной своей „царю Василию Ивановичу казаки Васька Волынский и Михалка Новосильцев” указывают, что воевать „осенью и зимой кузнецких людей не мошно, что живут государь в крепостях великих и болота обошли и зыбели великие и ржавицы, а зимой живут снега великие, и воевать государь их кроме лета в жары не мошно”.

Во время указанных походов казакам пришлось наткнуться не только на сопротивление шорцев, но и на вмешательство киргизов. Объединившись с киргизами, шорцы не только не дали ясак, но и пытались убить казаков. Однако благодаря заступничеству дальновидного абинского паштыка Базаяка казаки избавились от смерти. В следующем 1610 г. казачий атаман Иван Павлов с 40 казаками был послан к непокорным с инструкцией: по прибытии на место сначала укрепиться, а потом рассылать людей с требованием уплаты ясака и посылки в Томск князцов татарских для признания власти белого царя. Экспедиция Павлова также не увенчалась успехом. Некоторые князцы внесли небольшой ясак, но не дали того, что с них требовали. Кроме того, по существу вынудили казаков уйти обратно почти с пустыми руками и не силой, а измором, отказываясь давать и продавать что-либо съестное. В последующие три года казачьи экспедиции за ясаком к „кузнецким татарам” не были удачнее, причем в 1611 г. казаки опять отсиживались под защитой того же Базаяка, который, очевидно, предвидя неизбежность покорения русскими, добровольно стал оказывать поддержку казакам в расчете на будущие блага от завоевателей. В 1615 г. Томский воевода стал действовать более решительно и послал две сотни казаков под предводительством стрелецкого сотника Пущина и казачьего атамана Константинова. Этой экспедиции вменялось в обязанность во что бы то ни стало объясачить непокорных. Пущин и Константинов решили применить силу. Они разбили своих людей на несколько отрядов, послали их в разные стороны и начали совершать военные операции. Казакам удалось взять несколько селений — улусов (Абинский, Сарачерский с паштыком Кузга). Шорцев били, убивали, брали в плен, собирали с них ясак, но в это время на помощь к ним подоспели киргизы и калмыки, которые считали „кузнецких татар” своими „киштымами” (данниками). Казаков окружило войско численностью около 5000 человек. Последнее обстоятельство вынудило казаков укрепиться. Отбиваясь в течение десяти недель от нападений, казаки, истощенные голодом, решились пойти на отчаянную вылазку, с целью пробиться сквозь неприятельские ряды, что им и удалось. Пробив окружившее их кольцо, казаки сумели даже захватить знатных пленных и ушли в Томск. Такой боевой прием произвел большое моральное действие на кузнецких татар и в следующем 1616 г., когда к ним явился для сбора ясака томский казак Ананьин, — они внесли ясак. В 1616 г. в казачьих донесениях уже отмечается усердие „кузнецких татар” при уплате ясака: „… и кузнецкие государь люди тебе государю шертовали (присягали.) и ясак с себя дали» и тебе государю нынече кузнецкие люди служат и прямят, и ясак государю дают”. Правда, в другом донесении того же года казак Ивашка Теплинский, посланный „в Тюлеберскую, да в Абинскую, да в Сачаровскую, да в Чорскую, в Елескую, в Каргу, да в Ковы” жалуется, что „кузнецкие государь, князьки и лутчие люди тебе, государь, ясак не дали и не шертовали, и меня, государь, холопа твоего ограбили и платье поснимали”.

Для того чтобы закрепить за собой объясаченных и учитывая, что „кузнецкие татары” далеко находились от Томска, было решено в 1617 г. построить острог на правом берегу р. Томи против впадения в нее р. Кондомы. С этой целью из Томска был послан боярский сын Харламов, который отправился из Томска вверх по Томи в сентябре месяце, но не дошел до назначенного места и остановился зимовать. Томские воеводы Боборыкин и Хрипунов спешили. Поэтому, узнав о зимовке Харламова, они послали ему в помощь отряд служилых людей на лыжах под начальством татарского головы Кокарева и казачьего головы Лаврова. Отряд соединился с Харламовым в феврале 1618 г. и вскоре достиг намеченного пункта, где и был выстроен Кузнецкий острог, первым воеводою которого был назначен боярский сын Харламов, а Кокорев и Лавров возвратились в Томск. Таким образом, Кузнецкий острог был основан в 1618 г.

По преданию шорцев, на месте Кузнецкого острога было укрепление абинцев (так называлось население северной Шории), которое русские, отчаявшись взять приступом, взяли подкопом. Название Кузнецк объясняется влиянием развитого Кузнецкого дела в этой местности, отсюда же русское название для Шории „кузнецкие татары”. В местных преданиях и обыденной речи шорцев Кузнецк называется Аба-тура (Aba-tura), т. е. „город абинцев”.

С основанием Кузнецка покорение шорцев еще не закончилось. Из отписки кузнецкого воеводы Голенищева-Кутузова царю Михаилу Федоровичу узнаем, что „Киченская земля” (надо думать — местообитание рода „kecin”, в верховьях Мрассы) была объясачена в 1627 г. Здесь же говорится о мрасских „захребетниках”, не дававших ясак до 1627 г. Наконец, из этой же отписки можно заключить, что в данном году впервые был взят ясак с некоторых Кондомских волостей и сделана неудачная попытка объясачивания тубаларов („Чигатская земля” — жили тубалары— род „cagat”; „Абери или Ибери и Тогусцы” — тубаларские роды jeber и togus).

В отписке кузнецкого воеводы И. Волхонского читаем, что в 1629 г. кондомские шорцы „все отложились, а твоего государева ясаку на нынешний год не хотят дати”. В том же году „тех государевых непослушных людей погромили, жон их и детей в полон побирали”. Это была обычная судьба восставших ясачных.

Основание Кузнецкого острога делало борьбу шорцев с русскими казаками особенно затруднительной, и исход борьбы был неизменно на стороне казаков. Тем не менее, овладение районами северного Алтая затянулось на целое столетие. Главными противниками русского продвижения в этот край были киргизские и калмыцкие князья феодалы, желавшие монопольно эксплуатировать население указанных районов путем взимания дани, которую они брали пушниной и военным и охотничьим снаряжением из железа. Благодаря этому данные районы являлись базой для снабжения железом кочевых феодалов. Вот почему кочевые владельцы так долго и упорно отстаивали их от русского господства при помощи вооруженного сопротивления.
Первыми жителями Кузнецкого острога были служилые люди из Томска, литовские казаки и пашенные крестьяне из Верхотурья.

Добавлено (12.01.2009, 11:11)
---------------------------------------------
Положение служилых людей, казаков, здесь было незавидное, о чем свидетельствует изобилие казачьих челобитных московскому царю. Вот пример такой челобитной: „Мы, холопы твои государевы, пошодчи на твою царскую службу в «Кузнецы», одолжалися великими долгами, давали на себя кабалы, а имали в долг платье, и обуви, и харчи, и головы свои позакабалили, и животишков своих избыли, и в долгу, государь, погибли до конца, без твоего царского жалованья. Милосердный царь-государь и великий князь Михаиле Федорович всея Русии, смилуйся, пожалуй, нас, холопей своих, за наше службишко и работу своим царским жалованьем, вели нам его дати, что б нам холопям твоим, без твоего царского жалованья, на правеже в долгу в конец не погибнуть и твоей царской службы впредь не отбыть. Царь-государь, смилуйся, пожалуй”.

В 1622 г. Кузнецк был преобразован в город, который так же, как и в бытность свою острогом, управлялся воеводой. В 1656 г. Кузнецк получил герб с изображением волка. До этого момента, со времени основания здесь сменилось 14 воевод. Воевода назначался в Москве в Казанском приказе и утверждался царем. Кузнецкие воеводы по существу управляли огромным краем, можно сказать, целой страной и имели полномочия на внешние сношения, которые в XVII в. ограничились киргизами, калмыками и саянскими мелкими племенами, зависимыми или от киргизских, или от калмыцких князей. Управление воеводы сосредоточивалось „в съезжей избе”, где производились и пытки. Из окладной книги 1655 г. можно заключить, что штат съезжей избы состоял из трех подъячих с окладом — одному 12 руб., а двум остальным по 10 руб. в год; сторожа съезжей избы с окладом 3 руб. в год; сторожа тюрьмы при съезжей избе с годовым окладом 3 руб. и палача с таким же окладом. В съезжей избе пытали и замучивали до смерти „ясашных татар” с целью выпытать, не затевается ли заговора, в результате которого ясашное население должно напасть на Кузнецк (как это не редко бывало) или убежать в „киргизы”. Здесь же наказывали беглецов от ясака.
Кузнецк имел деревянные ворота с запором, у которых дежурил сторож, получавший оклад 2 руб. в год.

В 1655 г. в Кузнецке находилась следующая военная сила: детей боярских 3, с окладом в 13 и 12 руб. в год, казачий атаман 1 с окладом в 10 руб.; пятидесятников 2 с окладом 9 руб., конных казаков простых 71 с окладом по 7 руб. с четью, пеших казаков десятников 87 чел. с окладом по 5 руб., пушкарей 3 с окладом 6 руб. Любопытен отзыв одного из томских боярских сынов, который в 1683 г., находясь в Москве, характеризовал это войско: „В Кузнецком и Красноярском острогах людишки нужные и бедные, по два по три на одной лошади, а иной пеш всегда бродит и запас на себе таскает нартами, от того во время походов на киргиз они голодают и от того голоду разные люди всегда погибают от киргиз, что государевы разные люди голодны в их землю приходят и отходят на дороге погибают без хлебных запасов”.

Объясачивание населения Шории русскими не приостановило одновременное взимание с них дани другими владетельными соседями. Поэтому шорцы иногда называются в наших старинных исторических документах „двоеданцами”. Так, например, киргизские князья и Алтын-хан продолжали считать шорцев своими „киштымами”, т. е. данниками. Когда в 1642 г., изнемогая под бременем русского ясака, „Мрасских и Кондомских волостей… ясачные люди (т.е. шорцы.) сбежали в киргизы”, московский государь направил грамоту киргизским князькам Талаю и Томаку, в которой, во избежание царского гнева, рекомендовалось: „тех… кузнецких, мрасских и кондомских ясачных людей, сыскав у себя в улусах, всех с женами и с детьми отослать от себя в Кузнецкий уезд, в Мрасскую и в Кондомскую волость, на их старые кочевья… без всякого задержанья”. Киргизские князья ответили отказом, мотивируя тем, „что Мрасские и кондомские ясачные люди киштымы их киргизские, и пришли де к ним кормиться”.

Джунгарский Кан-тайши также считал в числе своих данников, на ряду с другими племенами северного Алтая, и шорцев. Он систематически посылал из Урги посланцев для собирания дани или „албана”, как ее называли шорцы. Из „Розыскного дела о жестоких поступках с калмыками бывшего кузнецкого коменданта Бориса Синявина, по жалобе на него калмыцкого князя Байгорока Табунова” выясняется, что в период 1710—1714 гг. от джунгарскрго Кан-тайши неоднократно приезжали к шорцам сборщики Байгорок и Чай Шалов и требовали „албан” (или alman). В 1713 г. с шорцев собирали алман уполномоченные джуигарского хана Манзу Бойдоев и Замсун, но они были прогнаны выступившим из Кузнецка с командой людей боярским сыном Федором Сорокиным. В следующем году от джунгарского хана к шорцам на р. Мрассу явился калмык Мергень Хашхи с требованием дани, но и он был прогнан по приказу кузнецкого коменданта Бориса Синявина сыном боярским Федором Козьминым. Двоеданство шорцев продолжается до момента разгрома китайцами Джунгарии, как можно заключить из более поздних исторических документов. Еще в рапорте от июня 1745 г. кузнецкого воеводы Шапошникова говорится: „На р. Мрасу приехал алманный сборщик Чахо для сбора алману и обратно с них собрать, и велел им заготовить алману за 2 года таганами и котлами. А с Кумандинских волостей алман уже собран Дюренем. С Чахо приехали 13 человек калмык, лошадей 50″.

Проделав краткий исторический обзор покорения шорцев по доступным нам источникам, мы обратимся теперь к рассмотрению количества родов и их названий населения, обитающего в Горной Шории. Это возможно сделать только для последнего периода эпохи русской колонизации Шории, примерно с половины прошлого столетия. С этой целью мы используем и собственные полевые материалы, относящиеся к сборам 1927 и 1934 гг.

Академик Радлов во время своего путешествия (1860-е гг.) зарегистрировал у шорцев 21 род. А.В. Адрианов, посетивший шорцев в 1881 г., приводит список родов в 15 названий. Во время наших поездок зарегистрировано также 15 родовых названий.

Во всех списках общими являются: 1) kьzaj (или kьzьl-gaja); 2) tajas; 3) kьj; 4) kara-sor; 5) sarьg-sor; 6) karga; 7) celei; sebi; 9) kobьj; 10) aba. Радлов, кроме перечисленных, дает еще следующие названия: konь, kojь, cedebes tartkьn, usta, aba, tagan, keres, bar-sojat, salkal, saragas.

Мы считаем, что радловский список явно преувеличен в той его части, которую мы привели дополнительно. Так, например, Радлов приводит роды koj и kьj как два различных рода. На деле же это различное название одного и того же рода. Далее, он указывает роды: bar-sojat, saragas, bes bojak. Здесь явное недоразумение. Это официальные русские названия волостей: Барсоятская волость, она же обычно называлась Осиновская (по шорски tagtagь al соnь), Итиберско-Шерогашева (по-шорски Kalar соnь) и Бежбоякова (Кондомская и Мрасская) волость (по-шорски Sugtagь al соnь). Вместо родового названия Радлову, очевидно, сообщили официальное. Название волостей, которые включали в себя определенные роды. Например, Итиберско-Шерогашева волость включала в себя роды cettiber и kalar; оба названия у Радлова не фигурируют. Род cedibes в основном обитает между Катунью и Телецким озером, и его следует считать осколком тубаларского рода „cedibas” (по Радлову) и „Педебаш” (по Швецову). Впрочем, это родовое название Радлов встретил у сагайцев и у кизильцев. Во всяком случае, членов рода „cedebef ” в Шории после Радлова ни Адрианов, ни мы не нашли. Затем Радлов приводит как шорский род saikal, это, конечно, — „selkan”, т. е. шелканцы, главное место обитания которых находится в Ойротии (Турочакский аймак).

Не имея окончательных данных, чтобы высказаться об остальных родах радловского списка, укажем, что список этот без искажения действительности может быть сокращен, во всяком случае, до 15—16 названий.

Добавлено (12.01.2009, 11:12)
---------------------------------------------
Нами, кроме родов, вошедших выше в общий список, зарегистрированы в Горной Шории следующие многочисленные роды: cettiber, kalar и, очевидно, подразделение рода „sor” „yzyt sог”. Эти роды отмечены и А. Адриановым.

Кроме того, мы зарегистрировали род kecin, не отмеченный Адриановым, и отметили два, по нашему мнению, кумандинские рода tonar и tastar, обитающие в Шории по Кондоме. Наш список совпадает с адриановским почти целиком. Разница в том, что у Адрианова зарегистрирован род „кыйбык”, который у нас вызывает сомнение (не подразделение ли это рода kьj?). Вместо рода „kecin”, числящегося в нашем списке и отсутствующего у Адрианова, в адриановском списке имеется род keres (отмеченный и Радловым), который отсутствует в нашем списке.

Расселение названных родов по поздним данным представляется в следующем виде. Род „celei” — в верхнем течении р. Мрассы, по р. Кондоме, ее притоку Антропу. Род „sor” с подразделениями: sarьg-sor, kara-sor, yzyt-sor обитал преимущественно по р. Кондоме в составлял Карачерскую волость (искаженное название „кара-шорская”). Yzyt-sor— жил в верховьях Кондомы, в системе р. Пызаса (Чегорал) и в улусе Кузесеево. Род „karga” (ворона) занимал места по р. Мрассе выше порога, особенно около Анзаса, и частично по Кондоме и Антропу (например, селения Оролугол, Адагол, Карасу — по Антропу). Род tajas, входивший в состав Мрасско-Изушерской волости, обитал по р. Пызасе и его притоку Узасу. Род „cettiber” расселен был по pp. Кондоме, Антропу, Мундубашу, Андыбашу и по степи близ с. Солтонского. Частично „cettiber” встречались в низовьях Мрассы и по р. Томи выше впадения в р. Мрассу. „Sebi” — по р. Кондоме ниже Тельбеса и по Антропу частично. Род „kalar” занимал долину Мундубаша, правого притока Кондомы, ниже устья Тельбеса. Указанный Адриановым и Радловым род „keres” оседло жил по р. Кинерке (левый приток Кондомы). Род „karan” жил оседло в улусах Кузедеево и Подкатунском на р. Кондоме, а род „kьjbik”, отмеченный Адриановым как особый род в улусе Часовниковском, недалеко от Кондомы, на левом берегу. В верховьях р. Мрассы находились роды: kobьj — по р. Кобырзу (составляли Кивийскую волость); kьzьl-gaja или kьzaj по р. Мрассе около устья Пызаса и близ Кобырзы (составляли Кызыльскую волость); kьj обитали главным образом по р. Кыйзасу, притоку верхнего течения Мрассы, и составляли самостоятельную волость. Роды tonar и tostar, отмеченные вами как кумандинские, обитали в пределах Горной Шории, первый—по р. Антропу, второй—по р. Антропу и речкам Кобыя, Неня, Сози, впадающим в Бию. Главная же масса их находится по р. Бие вместе с другими кумандинскими родами.